понедельник, 03 ноября 2014
Я настолько заебан, задушен, что в глотку не лезет алкоголь, а из нее с трудом выдавливаются слова. Еще и злоебучий чай обжог по самые десна, а дым полез в глаза. И я вспомнил про 21 прошлого года, когда отчаянно вокруг пропагандировали конец света. Ведь те, кто реально встретит его, станут единственными, кто увидит, что произойдет на самом деле. Какой сюжет из сотен фильмов был ближе всего к правде, кто по статистике будет сдыхать первым и какая страна подготовленнее всех. Охуеть же интересно.
среда, 29 октября 2014
Мы никогда не были вместе. И никогда не могли бы быть. Из-за твоей натуральности до мозга костей, со всеми въевшимися совковыми загонами про женитьбу, будущее и продолжение рода. Из-за моих потертых от времени шкафов, забитых под завязку скелетами и еще свежаками. Увидев лишь меньшую их долю, ты нервно смеялся и шептал, что я странный и наглухо неадекватный. Все, что могло между нами быть под изменчивые настроения московской осени- это грязно, горячо и остро до дрожи в коленях где-нибудь в самых захламленных подсобках, самых забитых до не вдохнуть автобусах или самых закуренных туалетах. Когда ты расскажешь одну из десятков случайных историй, где ты по фану спал с другом в неожиданно удобной 69, упирал в шуточной потной борьбе пацана в пах или оттягивал какому-то чуваку щеку, как шлюшке, чтобы он не кидался на тебя с кулаками в попытке подъебать вновь. Или же после очередного приступа блядской привычки сосать и грызть чупа-чупс с косыми взглядами на мои сигареты и насмешками – жрать сладкое лучше, чем курить, и я посмотрю, как через десять лет ты будешь выхаркивать свои легкие. А может, когда смартфон мигнет, и в этот раз я увижу как всегда быструю смазанную фотку твоих жилистых худых ног в ванной с припиской «грязевые ванны в ржавчине, обожаю, когда, наконец, включают горячую воду». Мой хер в штанах на все твои прикрытые невинным смехом выходки дыбится так же мощно, как тянет проблеваться от всей твоей фальши, набившейся в мой организм отравляющими обрывками фраз, сладких улыбок и высокоуровневых изобретательных отмаз.
Но я глотаю взахлеб тебя полностью без разбора на ядовитое из уст и дурмана от пальцев, скользящих по грифу так, что кончить можно без рук то ли от музыки, толкающей изнутри грудную клетку, то ли от вздувшихся на кистях пульсирующих вен. Коплю в смертельной концентрации, пока на моих пальцах не окажется разящий металлом кастет, а за твоей щекой апельсиновый. И вечер, что выманил тебя притворно теплой погодой, бьет в поддых ледяным воздухом, подготавливая для меня, избавляя от вечной самовлюбленной правильности. Следом вступаю я, выбивая возмущенно удивленный крик из припухших губ, когда железка бескомпромиссно впечатывается в очертания леденца, раздрабливая его на куски вместе с зубами, выдирая корни, разрывая тугие нервы из сведенных дикой болью челюстей. Я отбрасываю в сторону окровавленный кастет, желая собственной кожей, кулаком ощутить пронзающий и содрогающий ток от удара по вылепленной идеально скуле, гладко выбритой щеке, кровящим губам. Так же сильно как ты ненавидишь шрамы и следы на теле, я врываюсь кусающим животным поцелуем. Втягиваю коктейль из осколков твоих зубов и крови, приправленной цитрусовыми обломками. Выпиваю твой раздражающий скулеж, от которого мои костяшки лишь крепче врезаются под твои ребра и между ними, лишая вдохов и возможности оправдать меня. Каждый удар и плевок твоей кровью и шматками мяса из твоего рта сводит мышцы свинцом от предвкушения. От того, как до дергающихся желваков ты будешь ненавидеть меня, избегать моего имени, проглатывать его в речах и мечтать увидеть меня вновь лишь с двусторонне наточенным ножом и во сне.
Пальцы грубо врезаются в напряженную вытянувшеюся шею, и волной облегчения по мышцам твой испуганный взгляд и слетающее невнятное с изодранных губ «никогда не прощу».
Но я глотаю взахлеб тебя полностью без разбора на ядовитое из уст и дурмана от пальцев, скользящих по грифу так, что кончить можно без рук то ли от музыки, толкающей изнутри грудную клетку, то ли от вздувшихся на кистях пульсирующих вен. Коплю в смертельной концентрации, пока на моих пальцах не окажется разящий металлом кастет, а за твоей щекой апельсиновый. И вечер, что выманил тебя притворно теплой погодой, бьет в поддых ледяным воздухом, подготавливая для меня, избавляя от вечной самовлюбленной правильности. Следом вступаю я, выбивая возмущенно удивленный крик из припухших губ, когда железка бескомпромиссно впечатывается в очертания леденца, раздрабливая его на куски вместе с зубами, выдирая корни, разрывая тугие нервы из сведенных дикой болью челюстей. Я отбрасываю в сторону окровавленный кастет, желая собственной кожей, кулаком ощутить пронзающий и содрогающий ток от удара по вылепленной идеально скуле, гладко выбритой щеке, кровящим губам. Так же сильно как ты ненавидишь шрамы и следы на теле, я врываюсь кусающим животным поцелуем. Втягиваю коктейль из осколков твоих зубов и крови, приправленной цитрусовыми обломками. Выпиваю твой раздражающий скулеж, от которого мои костяшки лишь крепче врезаются под твои ребра и между ними, лишая вдохов и возможности оправдать меня. Каждый удар и плевок твоей кровью и шматками мяса из твоего рта сводит мышцы свинцом от предвкушения. От того, как до дергающихся желваков ты будешь ненавидеть меня, избегать моего имени, проглатывать его в речах и мечтать увидеть меня вновь лишь с двусторонне наточенным ножом и во сне.
Пальцы грубо врезаются в напряженную вытянувшеюся шею, и волной облегчения по мышцам твой испуганный взгляд и слетающее невнятное с изодранных губ «никогда не прощу».
суббота, 18 октября 2014
Порошком снег бьет в нос., слишком активно намекая, а я усмехаюсь и херачу. Не к метро завалиться к кому-нибудь, у кого раскурен кальян и открыта бутылка крепкого потому что суббота и пора отпускать все подальше из себя, из прокуренной квартиры и желательно нахуй из города. И даже не просто по ночной до третьего кинотеатра, чтобы задубеть ровно на столько, когда уже и десяти минут не протерпеть. А с рвущейся вперед поводка псиной вдоль леса, затягивающего и теряющего тебя еще на первых шагах. Поэтому только скраю, по тротуару, ближе к пробивающемуся через деревья на обочине грязноватому свету. И я бы прогулялся до метро за элем с охуенной этикеткой, по которой сразу видно, что рублей на сто дороже за эстетические оргазмы. Только я вбиваю в себя дым и чай с мятой, чтобы отбить дерьмовый вкус странной травы из которой он заварен, и пытаюсь понять какого же хера может драть усталость от общества, когда ты сидишь три дня дома, разгребаешь завалы работ и проебываешься по сети. И я крепко задумался куда деваются люди, которых накрывает и от реальности и от интернета, куда они удаляются, если чаще всего бегут из одного в другое. Хотелось бы разобраться до своего опыта и желательно в принципе не на нем. Потому пора отплеваться, залиться виски-кола, поехать подстричься и возможно перестать вызывать у отца ступор. Когда он долго стоял, после того, как я лезущие патлы зачесал назад, и говорил, что я похож на "этого, их там таких много", и усиленно пытался вспомнить название какого-то сайта. А я все ждал, когда он назовет какой-нибудь крайне знакомый пидоро или порно сайт, но он, к сожалению, лишь помялся, да махнул рукой.
вторник, 07 октября 2014
Неделя успела окунуть в беспощадные глубины социума, из которой я с облегчением свалил на несколько дней куда-то подальше в себя и стаканы темного. Мы пришли в долбанное пасмурное утро в ожидании многообещающего зрелища, ведь сколько разговоров было и какой колоссальный опыт могли перенять из зарубежного аналога. А встретила нас такая очередь, что уходит в другое измерение, ломая пространство своей величиной. Однако, нам повезло, нашлись знакомые в начале. Правда, это был последний раз, когда нам повезло. А потом тебя подхватывает толпа, она отбирает твоих друзей, давит на тебя и не дает играть в игрушки, потому что кто-то не сделал ограничение людей на вход. Когда же вышел Коллинз, и толпа малолетних текущих визжащих школьниц засосала, не давая вдохнуть и выбраться, не давая чуваку отвечать на вопросы, из-за чего он сбежал со сцены. Однако, он продержался молодцом 20 минут, я убежал оттуда как можно дальше в соседний зал через 5. Но меня порадовали стар ворс, забавные переигрывающие ребята-реслеры и некоторые персонажи. Под конец я увидел унывающего и сидящего в середине зала подле смятой банки из-под газировки бомжеспайдера и сел к нему, да приуныл вместе с ним. Так немощно поднимающего недокозу спайдера я еще не встречал. Вечером, наконец вдыхая свежий воздух и дым, единственное чего дико хотелось услышать чей-нибудь заманчивый шепот на ухо: "У меня есть 2 пакета травы, 75 таблеток мескалина, 5 упаковок кислоты, пол-солонки кокаина и целое множество транквилизаторов всех сортов и расцветок, а также текила, ром, ящик пива, пинта чистого эфира и амилнитрит.."
Выходные слишком яркой лентой с десятками событий и лиц, запущенные, будто в ускоренном режиме, пролетели мимо моих глаз.
Чередой твоих пропитанных красным полусладким по-французски глубоких поцелуев на вечерней площади с вечно плескающимся тонкими перекрещивающимися струями фонтаном. Когда первокурсники в цветных рубашках и поэты с именами, не слетающими с языков богемы за утренним кофе, читали с тобой по очереди строки для всех. А остальные должны были угадать и почувствовать в чей адрес они звучат. И я вовсе не удивлялся когда едва не подряд ты взбирался легко и беззвучно на ступеньки к очередному читающему и дарил терпкие поцелуи за четверостишия для тебя. Еще меньше я поражался слетающим с твоих уст картавым стихам для самых тонких и ветреных мальчиков, которые только для тебя взлетали в мгновение в объятия, заставляя подождать остальных и склониться под их насмешливыми дерзкими взглядами.
Выставкой холстов в полумраке зала с мягкими алыми подушкам-креслами, где элита юных, одаренных и борющихся за свободу для себя и своей кисти глотали игристое, смеялись и выискивали недостатки в картинах друг друга. Единственное, чем они могли восхищаться вместе- твои мелькающие лики: портретами, взглядами распятых и вознесенных принцев, темными глазами и спутанными черными волосами насмешливого аристократа за дальним столиком на картине. А гордые и самовлюбленные художники не признаются друг другу и лишь пытаются вытянуть тебя на разговор наедине, в кирпичный неосвещенный коридор, чтобы из-за тебя на ладонях смазанные алые следы и зацепки на длинных свитерах не по погоде.
Вереницей случайных девушек, когда в цене дневные горячие сэндвичи и холодный кофе, и их смех пугает вспархивающих с брусчатки голубей. А смущенные улыбки с надеждой на переписки после их отъезда в родную Польшу, Россию, Англию, заставляют удалиться уже тебя, оставляя за собой шлейф осенних запахов и застрявшей в горле горечи свободы.
В водовороте нарезанных, мешающихся и путающихся кадров крутит меня под пробивающийся на тяжелое усталое небо рассвет. Стертые об острые углы пластиковой ручки пальцы жжет апельсиновый сок. Я вгрызаюсь зубами под самую кожуру, и мир крутит так, что я с трудом подавляю приступы рвоты. Слизистая еще горит от количества втянутого порошка, а низ живота пульсирует под воспоминания о твоих пересохших пропахших табаком губах.
Чередой твоих пропитанных красным полусладким по-французски глубоких поцелуев на вечерней площади с вечно плескающимся тонкими перекрещивающимися струями фонтаном. Когда первокурсники в цветных рубашках и поэты с именами, не слетающими с языков богемы за утренним кофе, читали с тобой по очереди строки для всех. А остальные должны были угадать и почувствовать в чей адрес они звучат. И я вовсе не удивлялся когда едва не подряд ты взбирался легко и беззвучно на ступеньки к очередному читающему и дарил терпкие поцелуи за четверостишия для тебя. Еще меньше я поражался слетающим с твоих уст картавым стихам для самых тонких и ветреных мальчиков, которые только для тебя взлетали в мгновение в объятия, заставляя подождать остальных и склониться под их насмешливыми дерзкими взглядами.
Выставкой холстов в полумраке зала с мягкими алыми подушкам-креслами, где элита юных, одаренных и борющихся за свободу для себя и своей кисти глотали игристое, смеялись и выискивали недостатки в картинах друг друга. Единственное, чем они могли восхищаться вместе- твои мелькающие лики: портретами, взглядами распятых и вознесенных принцев, темными глазами и спутанными черными волосами насмешливого аристократа за дальним столиком на картине. А гордые и самовлюбленные художники не признаются друг другу и лишь пытаются вытянуть тебя на разговор наедине, в кирпичный неосвещенный коридор, чтобы из-за тебя на ладонях смазанные алые следы и зацепки на длинных свитерах не по погоде.
Вереницей случайных девушек, когда в цене дневные горячие сэндвичи и холодный кофе, и их смех пугает вспархивающих с брусчатки голубей. А смущенные улыбки с надеждой на переписки после их отъезда в родную Польшу, Россию, Англию, заставляют удалиться уже тебя, оставляя за собой шлейф осенних запахов и застрявшей в горле горечи свободы.
В водовороте нарезанных, мешающихся и путающихся кадров крутит меня под пробивающийся на тяжелое усталое небо рассвет. Стертые об острые углы пластиковой ручки пальцы жжет апельсиновый сок. Я вгрызаюсь зубами под самую кожуру, и мир крутит так, что я с трудом подавляю приступы рвоты. Слизистая еще горит от количества втянутого порошка, а низ живота пульсирует под воспоминания о твоих пересохших пропахших табаком губах.
суббота, 27 сентября 2014
Неровные куски челки, наконец, открывают глаза, и я смотрю на мир не сквозь рябь, будто на старой кинопленке времен детства наших родителей. Еще утром ножницы в моих руках уже привычно срезали лишние куски жестких волос, пока я жевал в зубах фильтр дешевой сигареты и думал о том, как не люблю местные парикмахерские на центральной улице. Они всегда пытаются сделать слишком красиво, а я слишком нелепо и неправильно смотрюсь с модными укладками, дорогими шмотками, ролексом и благоухающими шарфами через шею.
Пальцы пролистывают ласкающе потемневший блокнот под тусклым светом барной стойки, но я лишь мельком просматриваю наезжающие друг на друга неровные записи. Я не люблю спешку, лишь размеренно из ночи в ночь, вдыхать кокс, единственная дорогая вещь, что прижилась у меня, и пересматривать на повторе любимые кадры из твоей жизни. Чтобы сложить в длинные путаные стихи, порой теряющие ритм, но никогда не упускающие из вида тебя, твои привычки и особо важные незаметные детали. Я пишу за тебя твои мемуары в съемной захламленной комнате в центре, я записываю сценарий твоей жизни, и в отличие от тебя смогу вспомнить, с кем в прошлую пятницу ты выходил из библиотеки с расширенными зрачками и такими завораживающими разговорами об искусстве. Любимое кино про тебя заменило мою жизнь много дождливых зим назад, и я преследую тебя по всем твоим прогулкам по Монмартру, где каждый художник пусть даже в тайне, но хоть раз вскидывал кисть, чтобы изобразить твои угловатые идеальные черты, по ночным площадям, где золотые детки делят с тобой вино и мысли о новой короткометражке, как не парадоксально затянутой и слишком поверхностной. И, конечно, лестничные пролеты у Сорбонны, где все внимание приковано то ли к твоим торчащим из дырок на джинсах коленям, то ли французским песням под гитару с твоим картавым «р».
«Спокойная невозмутимая улыбка и жилистые пальцы, подцепляющие и застегивающие ширинку. Англичанин с бородкой за тобой, ему жарко, а тебе свободно и весело. Кажется, ты стал только бодрее» - быстрые новые строчки в пожелтевший от пролитого апельсинового сока листок, и я не замечаю, как ты оказываешься рядом со мной. Пропускаю, как ты оказываешься за барной стойкой, заказываешь дорогое и терпкое вино и разворачиваешься ко мне. Меня затягивает в многосерийное кино с неизвестной даже для режиссера концовкой, и ты втягиваешь меня чужого, зрителя в свой свободный, пахнущий дождем и бунтарством мир. Улыбаешься и просто без всяких вступлений начинаешь рассказывать все, что ты думаешь о легендах прошлого, когда Орфей предал любопытством Эвредику, и городах будущего, где рухнут все небоскребы, погребая под своими обломками зацикленных дней всех, кто не смог найти выход из ловушки вселенной- бесконечного размножения и жажды денег. А я впервые закрываю блокнот, смотря на тебя и не понимая, как истории вяжутся одна за другой. Подгоняемые ударившим ливнем в окна в пол, нарастающим градусом и хриплыми песнями еще подростков с вечными проблемами, страхами и изменами родителям, себе, друг другу. Мы ныряем на улицу под хлещущий окутывающий дождь, тушащий любые попытки прикурить или остановиться, тут же пресекая ледяной пощечиной по лицу. И остается только бежать, спотыкаясь о бордюры, путаясь в мокрых джинсах до невысокого дома, где твоя квартира на последнем этаже часто пустует с таким непривязанным даже к самому себе хозяином. Деревянный пол мансарды исхожен влажными следами наших ног, мои запасы кокса на вечер выпотрошены и втянуты в наши подрагивающие от пробравшего холода тела под тянущуюся единой мелодией из колонок музыку, где что-то la distance и les amours passagères. И ты, стягивая джинсы насквозь, падаешь на пол, раскидывая в стороны руки, смеясь и рассказывая историю о глупой влюбленной шлюхе, а я думаю, что видел ее где-то в старом черно-белом кино. Удивляешься, когда я заканчиваю ее за тебя, путаясь, что видел про тебя, а что на старом пузатом экране своего телевизора. Стаскиваю прилипшие шмотки, толкаю окна вверх к ночному до неприличия звездному небу, и роняю себя в другую сторону, соприкасаясь лишь скулами. Чтобы сунуть в твои нереальные губы зажженную полувыкуренную мной сигарету, на которой еще остался мой привкус вечно искусанных губ. Вытянуться по холодящему полу, глубоко и неспешно лениво целуясь на перерывах между вдохами едкого дыма и моими строчками о тебе, что я помню навсегда, попадая непременно в строчки то о скоротечной и жаркой любви, то о смертельных дозах наркотиков, секса, музыки. Вино из бутылки в моих руках льется поверх поцелуя, стекая по подбородкам, шее и дергающемуся вычерченному кадыку, все же оказываясь жгуче и пощипывающе на языке и губах. И нам абсолютно плевать на открытую входную дверь, растерянную полбутылки крепкого, поломанные в карманах сигареты и охрипшие простуженные и прокуренные голоса в кожу друг друга, потому что мы молчим, но знаем – до развязки еще далеко.
Пальцы пролистывают ласкающе потемневший блокнот под тусклым светом барной стойки, но я лишь мельком просматриваю наезжающие друг на друга неровные записи. Я не люблю спешку, лишь размеренно из ночи в ночь, вдыхать кокс, единственная дорогая вещь, что прижилась у меня, и пересматривать на повторе любимые кадры из твоей жизни. Чтобы сложить в длинные путаные стихи, порой теряющие ритм, но никогда не упускающие из вида тебя, твои привычки и особо важные незаметные детали. Я пишу за тебя твои мемуары в съемной захламленной комнате в центре, я записываю сценарий твоей жизни, и в отличие от тебя смогу вспомнить, с кем в прошлую пятницу ты выходил из библиотеки с расширенными зрачками и такими завораживающими разговорами об искусстве. Любимое кино про тебя заменило мою жизнь много дождливых зим назад, и я преследую тебя по всем твоим прогулкам по Монмартру, где каждый художник пусть даже в тайне, но хоть раз вскидывал кисть, чтобы изобразить твои угловатые идеальные черты, по ночным площадям, где золотые детки делят с тобой вино и мысли о новой короткометражке, как не парадоксально затянутой и слишком поверхностной. И, конечно, лестничные пролеты у Сорбонны, где все внимание приковано то ли к твоим торчащим из дырок на джинсах коленям, то ли французским песням под гитару с твоим картавым «р».
«Спокойная невозмутимая улыбка и жилистые пальцы, подцепляющие и застегивающие ширинку. Англичанин с бородкой за тобой, ему жарко, а тебе свободно и весело. Кажется, ты стал только бодрее» - быстрые новые строчки в пожелтевший от пролитого апельсинового сока листок, и я не замечаю, как ты оказываешься рядом со мной. Пропускаю, как ты оказываешься за барной стойкой, заказываешь дорогое и терпкое вино и разворачиваешься ко мне. Меня затягивает в многосерийное кино с неизвестной даже для режиссера концовкой, и ты втягиваешь меня чужого, зрителя в свой свободный, пахнущий дождем и бунтарством мир. Улыбаешься и просто без всяких вступлений начинаешь рассказывать все, что ты думаешь о легендах прошлого, когда Орфей предал любопытством Эвредику, и городах будущего, где рухнут все небоскребы, погребая под своими обломками зацикленных дней всех, кто не смог найти выход из ловушки вселенной- бесконечного размножения и жажды денег. А я впервые закрываю блокнот, смотря на тебя и не понимая, как истории вяжутся одна за другой. Подгоняемые ударившим ливнем в окна в пол, нарастающим градусом и хриплыми песнями еще подростков с вечными проблемами, страхами и изменами родителям, себе, друг другу. Мы ныряем на улицу под хлещущий окутывающий дождь, тушащий любые попытки прикурить или остановиться, тут же пресекая ледяной пощечиной по лицу. И остается только бежать, спотыкаясь о бордюры, путаясь в мокрых джинсах до невысокого дома, где твоя квартира на последнем этаже часто пустует с таким непривязанным даже к самому себе хозяином. Деревянный пол мансарды исхожен влажными следами наших ног, мои запасы кокса на вечер выпотрошены и втянуты в наши подрагивающие от пробравшего холода тела под тянущуюся единой мелодией из колонок музыку, где что-то la distance и les amours passagères. И ты, стягивая джинсы насквозь, падаешь на пол, раскидывая в стороны руки, смеясь и рассказывая историю о глупой влюбленной шлюхе, а я думаю, что видел ее где-то в старом черно-белом кино. Удивляешься, когда я заканчиваю ее за тебя, путаясь, что видел про тебя, а что на старом пузатом экране своего телевизора. Стаскиваю прилипшие шмотки, толкаю окна вверх к ночному до неприличия звездному небу, и роняю себя в другую сторону, соприкасаясь лишь скулами. Чтобы сунуть в твои нереальные губы зажженную полувыкуренную мной сигарету, на которой еще остался мой привкус вечно искусанных губ. Вытянуться по холодящему полу, глубоко и неспешно лениво целуясь на перерывах между вдохами едкого дыма и моими строчками о тебе, что я помню навсегда, попадая непременно в строчки то о скоротечной и жаркой любви, то о смертельных дозах наркотиков, секса, музыки. Вино из бутылки в моих руках льется поверх поцелуя, стекая по подбородкам, шее и дергающемуся вычерченному кадыку, все же оказываясь жгуче и пощипывающе на языке и губах. И нам абсолютно плевать на открытую входную дверь, растерянную полбутылки крепкого, поломанные в карманах сигареты и охрипшие простуженные и прокуренные голоса в кожу друг друга, потому что мы молчим, но знаем – до развязки еще далеко.
понедельник, 22 сентября 2014
Трудно назвать меня любителем душ на распашку и чрезмерной эмоциональности. Излишне активная реакция, а особенно страдания не по делу, вызывают неконтролируемые волны сарказма и шуток, чтобы сбить человека с понастроенных суицидальных башен, откуда он собрался сигать. То ли решиться помочь, то ли глупость свою в полете осознать. Однако, порой мне кажется, что мне забыли встроить какой-то патч или я не прошел обновление, не загрузил какую-то не особо часто встречающуюся эмоцию. И кажется, будто нормальный человек в этой гребаной ситуации, то ли накричал бы, то ли наехал, а может и вовсе заметно огорчился, а я простоял с не изменившимся спокойным лицом, покивал сухо, задумался, да ушел. И, к сожалению, не потому что настолько самовлюбленный и желающий превзойти всех, оттого переживая за каждую свою реплику и реакцию людей вокруг. Не от стыда или заторможенной реакции, ведь в полупустых вагонах метро на меня так и не снизошло озарение, как бы я не вертелся в попытке его словить. Хорошо бы списать на восхваляемую некоторыми девушками мужественность, когда ебало кирпичом и вперед, куда шел, ее за собой таща такую непостоянную. Да, только отчего-то не покидают сомнения: то ли я наглухо пустой, то ли бракованный.
Добив проект с перфекционистским - раз уж взялся, сделай, сука, красиво и качественно, не поленился пошаманивать с фш для индивидуального фона. Сам себе объяснил его логичным, вытекающим из названия и желания сохранить глаза смотрящим целыми. Вот только от тебя в ответ на файл пришло "так-то хорошо, но ахаха, почему цветовая гамма тлена?". И тут в моей голове появляется, как в самом дешевом фильме, небезызвестная в интернетах картинка с мужиком, пропускающим песок сквозь пальцы со страдальческим лицом. А море на моем фоне презентации могло бы сойти за продолжение. Я, сохраняя абсолютную серьезность, решаю, что пора менять смысл поговорки "наши руки не для скуки", и предлагаю делать ставки за сколько дней по пути бога, я создам тлен. Правда пока мой эксперимент не начался, приношу в дом добро и заваливаю пол дивана собачьим кормом. Даже в стеклянных глазах волка читается удивление, а уж псина готова бьющимся хвостом ломать все преграды. "Полезные знакомства",- думаю я, "Куда деть еще багажник сраного корма?!"- думает знакомый чувак, отработавший акцию.
среда, 17 сентября 2014
Заметил неожиданно по постам, что последнее время я пропадаю и пью где-то в сумерках и с кем-то близким и не особо. А ведь я умею и кое-что еще на первый взгляд более энергозатратное и полезное. И ключевое слово в этом предложении даже не стоит никак обозначать. Нужно слепить презентацию продукта, который чужд для меня также, как сочная поджаренная свинина для вегана. И завтра я буду активно размышлять о том, следует ли мне попытаться сменить тему, или сделать из заданного брачного агентства идеальное место для поиска БДСМ-половин, ведь ребятам ошибаться в таких отношениях еще больнее и даже до шрамов. Но сейчас я вернулся из драйвовой, подстрекающей атмосферы бара, в голове вспышки мыслей, в крови алкоголь, а губы все еще жжет по искусанным местам. Развалиться в кровати и вырубиться в сон - this is my desire.
воскресенье, 14 сентября 2014
Утро началось еще с вскарабкавшейся на нас сверху псины, решившей, что солнце встало и пора бы прогуляться, и твоей вытянувшейся на кровати подруги, что за ночь как-то успела оказаться посередине. Мы толкались по комнате, переступая через суетящегося мелкого, разгребая со стула свалку джинс, рубашек, футболок. А ты рассказывал, как ночью добирался до туалета, напарываясь на давно делящую со мной кровать шкуру пепельного задумчивого волка, на ночь перемещающегося на пол подле. Я смеялся и припоминал занятный факт о том, что на нем в разной степени откровенности побывала каждая девушка, что оказывалась у меня в гостях. Волк- магнит со стеклянными глазами и раскрытой пастью, особенно, если уточнять, что его пристрелили по болезни и скорее всего спасли несчастного от мук. Но вчера вы поломали к хуям сухую статистику по нарастающей: ты развалился на пушистой туше, почесывая ей за ушами, а твоя девочка наотрез отказалась "ущемлять права волка" и "использовать его, как матрас". Также, как своим ржачем дробили обычную тишину моей комнаты, выискивая в каждом третьем моем выражении, интонации, поедании бутерброда пошлое, в итоге приходя к выводу, что все, к чему я прикасаюсь становится более пидорским. А я безуспешно удерживая ответных смех, слал вас со своим воспаленным воображением. Вот только под кроваво-мощный детектив на развернутом мониторе и уже какую-то бутылку градусного, ты валялся на животе, подложив руки под подбородок. И абсолютно не оставлял мне выбора, кроме как рассесться сверху пахом к крепкой заднице, продолжая усилено концентрироваться на экшене в фильме, а не в трусах. До первого моего желания покурить, до первого ее желания к тебе прижаться, до типично американской комедии и глупого ржача с неожиданным крепким чаем в руках.
среда, 10 сентября 2014
Ты убедила меня на кофе своими "соскучилась" и "так тяжело без подзарядки в новом коллективе, а я думал какой из меня аккумулятор и как неожиданно он может ебануть током, едва подключишься. И мы двинули в ближайшую и уже осточертевшую Шоколадницу, потому что близко (ну, конечно, они их распихали всюду), знакомо и заманчиво пахнет с улицы. В тепле ты смеялась и путала пальцы в дредах, рассказывая мне о страстях на твоем первом курсе, глупых девочках с их шубами, мальчиками, сплетнями, и физ-ре, после которой ты корчила наигранно лицо на каждой ступеньке. А я, откинувшись на мягком диване, слушал твои причитания и вздохи, поглядывая то на твой улыбающийся совсем юный взгляд, то на черный экран телефона, где светился скинутый одним чуваком рассказ со сториблюсистем. И самым тяжким было не заржать, увидев в герое описание своей внешности вплоть до цифр роста, когда ты протягивала ко мне холодные руки погреться и спрашивала, останешься ли красивой без русо-голубых дред.
понедельник, 08 сентября 2014
Когда после бессонной ночи в баре на ногах и алкоголе следующий день проходит, будто на спидах. Ты гиперактивный и куда-то рвешься, а спокойное сидение на стуле приводит к трясущимся ребрам и беспокойным мыслям. То следующий день растягивается в отходняк, начиная с невозможности встать по долбанному будильнику и того, что застегивание рубашки кажется бесконечным мучительным процессом и в итоге не с самой легкой руки приходится менять ее на футболку. Именно сегодня такой тянущий к кровати день, а я выхожу на улицу, периодически забывая зачем, и встречаю случайно знакомых. Пристальный взгляд и вопрос- под чем ты? - навевают меня на мысль, что пора обратно к дому, пока никто мне не предложил ничего продать или купить. Вот только от прохожего в нос ударяет запах "босса", и я заворачиваю в магазин неосознанно за кентом, а низ живота едва тянет воспоминаниями о ночных фантах, когда клуб уже начал пустеть к утру. Конечно, можно было перевести в шутку, но я люблю достигать поставленных целей. Выпить микс наугад, рассказать бармену про свой самый сгнивший скелет, соблазнить одного чувака из нашей компании. О том насколько я перевыполнил фант, я понял только в туалете по его пьяному взгляду, вздрагивающим крепким бедрам и расходящимся в попытке надышаться ребрам. Нас же учили еще в школе - доводи дело до конца. Спасибо, выходные, я сделал вывод, что те 11 лет когда-то давно оставили во мне и жизненно полезные факты.
среда, 03 сентября 2014
Часто ли я откликаюсь на призывы своего сознания, долбящие по вискам - не надо, чувак, это очень хуевая идея. Как показывают мои воспоминания, всегда побеждает рвение к свободе от собственных же предрассудков, или советов. Отчего выигрывает тот самый дух, жаждущий избавить от здравых рассуждений - ты живешь один раз, потом не успеешь.
понедельник, 25 августа 2014
Я могу слушать эту песню одинаково взахлеб и когда мне непробудно хуево и когда пиздец счастливо.
Прослушать или скачать SOAD Chop suey бесплатно на Простоплеер
Прослушать или скачать SOAD Chop suey бесплатно на Простоплеер
Слишком долгое сидение на месте позволило темноте из-за прозрачного стекла прорваться и растечься перед неожиданно закрывшимися глазами. Когда я проснулся от секундного провала, то понял, что пора валить. От железной спинки стула, кажется, остались узорные синяки, и я с завистью вспомнил азиатские Маки. где на втором этаже стояли диваны, а местные бомжующие ночевали с комфортом. Идеальное утро почти с кофе в постель и даже не подгорелой яичницей в лаваше. Можно представлять, как вместо еще не проснувшейся у кассы девушки, она протягивает с заботой в твоей рубашке, едва прикрывающей задницу, а ты щуришься и благодарно гладишь теплое после на бедро. С этими мыслями я и добыл свой напиток напоследок. Правда в кассирах мне попался худощавый парень, а фантазия сработала автоматически. Не так плохо, конечно, но я поспешил ее прервать, ограничившись благодарностью в виде "спасибо". А после уже не по летнему холодные ночи, тянущаяся пачка капитана, шатание по незнакомому району в такт музыке. И никто не спалит то, как ты выбиваешь ритм шагами или отталкиваешь от асфальта, чтобы скользить мелодичнее. Мне казалось, что прошла лишь пара часов, пока меня не встряхнул неожиданный ледяной ливень и рассвет. Первая мысль- о промокшей доске, а через минуту о промокшем всем, погнала к метро, в текучую массу промокших и злых людей.
Сейчас на моем столе чай с мятой, заваренный по деревенски в ковше, а с монитора смотрят слишком разные фоны, среди которых пора бы найти свой.
Сейчас на моем столе чай с мятой, заваренный по деревенски в ковше, а с монитора смотрят слишком разные фоны, среди которых пора бы найти свой.
А я сейчас слишком не я, чтобы молчать как обычно и ждать еще немного до того как время резко замрет а я огромными шагами двинусь вверх к "все хорошо". Свалил из дома с портфелем, полным технической дряни: нетбук, электронка, и клубком проводов, что, кажется, привязывали меня к розеткам дома. А в руках скейт, на котором еще разворот без падений- мини успех для чувства собственного достоинства. Назойливый телефон в отключку, и до позднего вечера отключаю вместе с сетью сознание, в голове лишь летящие мысли- присел, всю тяжесть на тейл, дибил, скейт в ебеня улетел. Уверен, что дома не менее весело, и отец вновь повторяет на всю квартиру сказ про чайник, "который сломал Джек", видимо заодно, как трофей, по пути, когда крушил счастливые жизни и родительские надежды. Только я, к счастью, не там, чувствую, как горят коленки, будто в детстве от тесного общения с асфальтом, а язык жжет маковский кофе с утренним привкусом. И мне сейчас слишком вакуумно внутри, настолько, что даже приятно, чтобы думать о том, как должен выглядеть мой дневник. Поэтому "квадратные оливки", как их нарек diary, что по странному стечению обстоятельств напоминают мне стакан из под виски с коктейлем Бонда и четырьмя оливками на дне. Черт, в Маке только газировка и кофе.